Прошёл мимо кассы и медленно направился за ней. За своей одержимостью, за своей девочкой. За шлюхой этой проклятой, пропитавшей его какой-то отравой. Следовал за ней осторожно, стараясь не привлекать внимание. Не хотелось, чтобы увидела его сейчас. Она испугается и запаникует, а ему это сейчас никак не нужно. Потом, когда он украдёт её у Банкира, когда заберёт себе, пусть хоть обвоется, хоть обкричится там, в его стенах. ГЛАВА 1 Я стала стриптизёршей в девятнадцать, через несколько месяцев после того, как родила дочку – единственный лучик в беспросветной тьме. Всё начиналось до банального просто… Залетела от мажорика, влюбившись в него, как тогда казалось, с первого взгляда, а когда сказала ему, что беременна, была послана далеко и надолго. Счастливый папочка исчез из моей жизни так же быстро, как и появился в ней. И главное, бесследно. Нет, он не бедствовал, и жениться на мне я не просила. Я вообще ничего не просила и не требовала. Я лишь хотела, чтобы у моего ребёнка был отец. Его, однако, отцовство не обрадовало.

Он опять говорит на русском, что-то гневное, грязное. Не понимаю, но чувствую отвращение к каждому слову. — На нашем языке говори! Это язык твоих предков! — Я высеку тебя! — Здесь же Россия! Нельзя бить, ты говорил! Отец никогда меня не бил! Отец тебе говорил — другую бери! У меня двенадцать покладистых сестер. Зачем брал с норовом?! Отец предупреждал, что со мной нельзя строго! — «Отец, отец»! Нет тут твоего отца! Только я есть! Не воспитал тебя отец как положено, так я воспитаю. Неожиданно мои губы взрываются от боли! Вскрикивая, отлетаю спиной на кирпичную стену дома. Голова кружится… Никогда меня не били, ни отец, ни матери мои. И с сестрами мы не дрались. И я замираю растерянно. У меня шесть старших любимых братьев. И мне хочется пожаловаться сейчас каждому! Но никто не может ведь заступиться, как раньше. Муж… — Так вас на Востоке мужья учат? — делает шаг ко мне и в моих глазах темнеет от страха, я прячу лицо в ладонях. На моих ладонях мокро. Отодвигаю с удивлением разглядывая красные разводы. Отбивает мои руки, сжимая пальцами за подбородок. — С норовом?! Так я обуздаю. На колени встанешь — открою дверь. Нет — останешься здесь.

Это контрольный! Зубы впиваются мне в загривок. Пальцы чувствительно сминают меня между ног через тонкую ткань брюк, щипая за губки. Постанывая от мучительно-приятных ощущений, продолжаю искать валерьянку. Может, Роману на полочку поставила? Натыкаюсь пальцами на какой-то аптечный пакетик за его пеной для бритья. Что это? Вчера его, вроде бы, не было… Может, в нём? Пальцы сквозь непрозрачный материал пакетика чувствуют маленький шприц. Вытаскивает из моих рук. — О, чёрт… — раздосадованно. — А это что? — разворачиваюсь в его руках, пытаясь поймать взгляд. — Да… ерунда… — впивается в мои губы. — Покажи… — Хочу тебя! Краем глаза замечаю, как бросает пакет под ноги и отодвигает его ступнёй подальше. Ладно! Потом разберёмся. — Три минуточки… — сдаюсь я. — Пять… — возбуждённое рычание. — Две… Руки нетерпеливо дёргают ширинку, расстёгивают ремень. Брюки сползают по моим ногам. Его полотенце тоже летит на пол, увесистая головка члена обжигает мой живот через тонкую ткань блузки. Развернув, загибает меня над раковиной. Прогибаясь, я ловлю его отражение в зеркале. Нетерпеливо облизывая губы, утыкается членом в перешеек стрингов. Возбуждённый оскал… Пальцем сдвигает трусики…

Разносчик еды предлагает что-то в открытые окна машин. Закрываю свои, включаю кондиционер и музыку. Слишком много людей. Сегодня плохой день. Даже собственная музыкальная подборка кажется мне назойливой. Проматываю каждый второй трек. Духота отступает… На перекрёстке перед выездом из города тоже слишком плотно. Съезжаю на обочину, чтобы не дёргаться в пробке. На часах почти пять, и скоро она рассосётся. Планшет. «Погода в Новосибирске». Есть особый кайф в том, чтобы тревожить больной зуб. Это усиливает боль, но снижает тотальное, всепоглощающее раздражение. Раздражение и боль нужно чередовать, иначе то или другое сведёт тебя с ума. Конечно, если не можешь избавиться от них. Я – не могу. Новосибирск – плюс десять, кратковременные дожди. Она любит осень и дожди. В ней столько солнца, что дожди ей к лицу. К фоткам на её аккаунте нет доступа. Только аватарка. Но я могу легко посмотреть их на странице её мужа. Он не так принципиален в этом вопросе. Стараюсь этого не делать. Там – семья. Она, он и маленькая девочка с её глазами. На всех. И она так счастлива на них, будто меня не существует. Но ведь я существую. Существую – это очень подходящее слово. Она живёт, а я существую.

— Но Аллах не велит так женщин использовать, — прищуриваюсь я гневно. — Чужих Аллах нам простит, они всё равно уже все порченые, а своих я не порочу. Придёт время — женюсь. — Это очень некрасиво, Батур. Двойные стандарты! Разве русские девушки не страдают, когда их обманывают, бросают? — Много тебя в твоём университете учат, я смотрю. Зачем споришь? Вообще, меньше на эту тему рот открывай. Твоё дело — твоя честь, а не чужая. — Извини… — поджимаю губы. Батур дерзкий, грубоватый. Мы погодки с ним. Росли вместе, дрались даже маленькие. И мне сложно принять его авторитет. Особенно, когда он такие вещи говорит. Алишер, второй брат, не такой. Внимательный, рассудительный. Но уже женат. Не до меня ему теперь. Жена у него первенца носит. Счастье… И много забот. Чувствую, как телефон снова вибрирует в сумочке. Но прочитать при брате не решаюсь. Вдруг, потребует мой телефон, проверить с кем переписываюсь? Но мне так страшно, что Антон обидится на меня из-за того, что я не отвечаю. Он же русский… не понимает! У них всё можно. Девочки с парнями спят, и всё равно для них хорошие, замуж выходят, детей рожают. Иногда и второй раз выходят.

Голоса из фойе доносились до моих ушей каждый раз при открывании вращающейся двери, когда наши слуги входили и выходили, готовясь к обеду. Женский смех, живой тембр моего кузена Бенито и голос, который я смутно узнала, выходя из церкви сегодня утром. Он был низким, гладким и безразличным. Волосы на затылке встали дыбом. Я знала, что он принадлежит моему будущему шурину. И это было отчасти — полностью — причиной того, почему я пряталась на кухне, хотя я никогда не признаюсь в этом. — Ты слишком красива для этого хмурого взгляда, милая Абелли. — сказала моя мама, входя в комнату, сопровождаемая какофонией разговоров наших гостей. Я помялась под тяжестью ее слов. По вполне понятным причинам я давно не слышала этого прозвища. Я немного выросла из этого имени, особенно когда поняла, что стала девушкой, которую обожали по всем неправильным причинам: на меня было не больно смотреть, я была тихой, когда должна, и вежливой, когда нет. Как детское платье больше не подходившее мне и застрявшая в ожидании мира для себя. Потребовались годы, чтобы почувствовать себя красивой птичкой в клетке, пока все это не стало слишком... и я сбежала.

Сейчас Костя стал другим. Поменялся и внешне, и внутренне. Он не зря проводил дни напролет в тренажерном зале — его тело стало рельефным и выносливым. И без того светлые волосы выгорели на морском солнце, черты лица стали жестче, взрослее, а кожа приобрела золотистый оттенок. У лучшего мастера Восточного побережья Костя сделал татуировки — на руках, груди, плечах. А одежду покупал в самых модных фирменных магазинах. Даже акцент почти исчез, и люди вокруг считали, что Костя приехал откуда-то из Скандинавии. Кроме того, он стал гораздо увереннее, мужественнее и напористее — если раньше не всегда мог отстаивать свою точку зрения, то теперь хорошо умел это делать. И вообще, казался ярким и твердым. Походка, жесты, взгляд — у него изменился даже смех. Это все далось ему нелегко. Пришлось ломать себя и строить заново. Хорошо, что рядом удачно оказались хорошие люди, парни, с которыми он вместе учился. Они действительно помогли ему стать другим и научили иначе относиться к жизни. Только Таня так и осталась в его голове, сколько бы он ее не выбрасывал. Одна из девушек бросила его, потому что он назвал ее Таней в постели. Правда, ему было все равно — на ее смену пришла другая, столь же горячая. А мысли о первой любви остались.

Страх был иррациональным и глупым, беспричинным… Не конкретный страх перед незнакомым человеком, чьей-то болезнью или даже возможностью потерять деньги и работу. Нет. Это был страх будущего. Страх одиночества и серых дней, погрязших в трясине бытовых забот. Будильник – работа – дом – ужин – звонок родителям – час перед телевизором или с книгой – сон – будильник… И так до бесконечности. Глядя на жизнь своих родителей, я не видела ничего радостного, хотя их все устраивало. Мама была попрактичнее, а отец не разгибался из-за проблем на работе. Они считали, что такая жизнь – это нормально, правильно. Семья, работа и ребенок. Ну и раз в год путешествие в какую-нибудь новую страну. Все идеально. Только мне от такой перспективы просто выть хотелось. Ощущение безнадежно затягивающего болота просто захлестывало изнутри. Особенно сильно – после каждого неудачного расставания. Хотя… разве расставания бывают удачными? Что ж, в личной жизни мне уже давно, а точнее, хронически и всегда не везло, причем тянулось это, наверное, еще с детства. И ведь не уродина… «Только не отчаиваться!» – повторила я себе, наверное, уже в десятый раз, искоса глянув на влюбленную парочку напротив. Они выглядели абсолютно счастливыми, и при взгляде на них мне иногда казалось, что стоит только встретить подходящего человека, как все наладится, что моя тоска рождается только из-за отсутствия личной жизни, а иногда… Додумать мне не дали.

— Она тебе голый зад продемонстрировала и убежала? — скептически посмотрела я на подругу. — Мне звонить психологу, чтобы он восстановил твою хрупкую психику? — Ой, Татьяна, да ну тебя с твоими шуточками. Ты знала, что у Васьки есть парень? — Парень? — изумилась я. — И кто этот ненормальный? Василина Окладникова, о которой мы сейчас говорили, приходилась мне старым недругом. Она училась вместе с нами на экономическом факультете, правда, специальность имела другую. И хоть на лицо казалась симпатичной, да и фигуру, надо сказать, имела неплохую, но характером не вышла от слова «совсем». Милая, приветливая, умеющая зажечь — просто душа компании, однако на самом деле Василина была тем еще омерзением на тонких ножках и с тонкой шейкой, которую можно было переломить двумя пальцами. Я часто мечтала это сделать. И ласково называла ее Васькой. Как она называл меня, я могу лишь догадываться, но явно не Танечкой. Наша неприязнь была взаимной и глубокой уже много-много лет. Глава 2 — Я его не знаю, — продолжала Женька, которая пылкими чувствами к Ваське тоже не пылала. — Но он ничего: высокий, темненький, мордашка симпатичная. В очках, правда, но ему идет. Так и хочется обратиться к нему: «Сэмпай».

Глава клана Изумрудных вскинул руки и скрючил пальцы, словно в каждой его ладони лежит по увесистой округлой дыне. Криштош, невзирая на всю свою молодость и полное отсутствие опыта, намёк понял и заметно покраснел. — Хорошо. Я постараюсь, — прошептал он. — Не слышу! — воскликнул Теймиз. Криштош дрогнул, но заставил себя выпрямиться и сказать внятно: — Сделаю. — Чего-чего? — не удовлетворился родитель. Молодой дракон выпятил грудь, вздёрнул подбородок и гаркнул на всю округу: — Я принесу лучшую девственницу! Такую, что все сдохнут от зависти! — Ну вот и молодец. Нехорошее предчувствие, терзавшее Криштоша, никуда не делось, но стоило вообразить, как он входит в торжественный зал без трофея, и голова пошла кругом. Это хуже. Гораздо хуже, чем тот невнятный клубок в животе. А что скажет Владыка? У-у-у… он же посмеётся, и этот позор останется на всю жизнь. — Лети, — улыбнулся Теймиз. Криштош кивнул и решительно шагнул с утёса, чтобы уже в падении принять другую форму. В лазурно-синее небо взмыл некрупный дракон с острым гребнем и изумрудного цвета чешуёй. Дракон поднялся выше и сразу устремился к хребту Каэш-Тес, а Теймиз улыбнулся шире. Ему было приятно видеть, как вырос и возмужал сын, насколько красивым стал его некогда рваный, неровный полёт.

«Но я другому отдана, И буду век ему верна!» – закончила она. Некоторое время в аудитории царила тишина. Сирена улыбнулась и пожала плечами, мол, ну вот, как-то так! – Ни фига себе! – выпалил кто-то из второкурсников. Сирена тихо засмеялась в ответ, а затем, услышав аплодисменты, облегченно вздохнула. Выступление удалось. Прежде, чем покинуть импровизированную сцену, девушка оглянулась на Елену Витальевну – преподавательницу литературы. Та ободряюще улыбнулась. Довольная не только тем, что справилась, но еще и тем, что, конкурс, наконец-то подошел к концу, что сулило долгожданный отдых, Сирена прошла к своему месту. Впереди ожидалось подведение итогов конкурса и объявление завоевателей призовых мест. Вообще-то девушке было ровным счетом все равно, но только когда она соглашалась участвовать. Теперь же, когда она уже выступила, вдохновленная неожиданным успехом, она с нетерпением ожидала результатов. Ох, как бы ей хотелось быть хотя бы третьей среди лучших! Да! Очень хотелось бы! Тем не менее, когда объявили победителя, назвав ее имя, Сирена смутилась. Ей было неловко перед остальными участниками, и, выходя для вручения грамоты, она виновато обернула к ним свой взор, в котором читалось сожаление.

– На третий, – коротко подсказал Джейсон, поднимаясь вслед за Бредом по лестнице. – Направо и до конца. Маленькая, темная комнатка без единого окна должна была стать обителью заложницы на ближайшие… Нет, Джейсон не мог сказать точно, сколько времени займет заточение милой подружки Кларка в его доме. Он рукой толкнул дверь и та распахнулась. Бред внес девушку в темную глубь комнаты. Джейсон включил свет. – Давай сюда, – распорядился он, указывая на стул с высокой спинкой. Бред не слишком бережно усадил девушку. – Придержи ее, чтобы не свалилась, – добавил Джейсон, а сам принялся связывать жертву. Девушка была одета в белые шорты, открывающие длинные стройные ноги. Легкий светло-голубой топ обтягивал плоский живот и маленькие круглые груди с выпирающими из-под ткани сосками. «А девочка не носит белье, – подумал Джейсон». Приятное тепло разлилось внизу живота. Кажется, у него началась эрекция. Черт. Не хватало того, чтобы у него встал в самый неподходящий момент. Лучше бы он демонстрировал свою боевую готовность в руках Дороти. Но эта шлюха совершенно не умеет обращаться с его дружком. И зубы у нее кривые и острые. По телу Джейсона прошла болезненная волна дрожи при воспоминании о последних оральных ласках этой идиотки, когда она умудрилась укусить его.

У беглой танцовщицы Элли нет документов, нет денег на билет, но ей нужно попасть за океан, чтобы избавиться от мерзкого хозяина. Она безбилетницей пробирается на борт «Горгоны» – огромного дирижабля, восьмого чуда света. И начинается опасная игра! Элли нужно провести сурового капитана, убедить его, что она – полноправная пассажирка. Пусть для этого ей придется очаровать его. Она готова взяться за эту задачу! А игра будет сложнее, чем ей представлялось. Капитану не до флирта – ведь «Горгона» везет необычный груз и ей грозит нападение воздушных пиратов. Возможно, смелая танцовщица – единственная, кто поможет капитану Ларсену спасти «Горгону»!

Он — студент старшекурсник, мажор по рождению. Быть в центре внимания, ездить на крутой тачке и женится на девушке своего круга это его судьба.
Но однажды мир перевернется с ног на голову благодаря одной ботанше. Одной, с виду очень простой девчонки, у которой в подругах имеется дерзкая рыжая особа.
От безразличия и до безумной страсти — всего один шаг и этот шаг захватит их обоих в водоворот событий и нелепых случайностей.
Хватит ли им сил бороться со своими чувствами? Будут ли они вместе после всего?
Ты скоро все узнаешь…

Могла ли я представить, как круто повернется моя жизнь. Еще вчера - воспитанница детского дома, а сегодня - студентка престижного Вуза, в котором учится сын самого губернатора.
Безэмоциональный, высокомерный и циничный, хоть и… красивый. И пахнет от него незнакомо. Дорогим парфюмом, деньгами и превосходством над остальными.
- Я пойду? – говорю робко.
- Денег дать? – вдруг спрашивает он и, не дожидаясь моего ответа, достает из внутреннего кармана кожаной куртки бумажник.
Открыв его, вынимает две купюры номиналом пять тысяч. Смотрю на них, а перед мысленным взором проносятся новые ботинки, теплая куртка… нормальная еда.
Герман, видимо заметив мою реакцию, холодно усмехается.
- Бери.
Встречаюсь глазами с его серым взглядом и невольно ежусь. Он намеренно меня унижает.
- Нет.
- Мало?..

Погрязнув в повседневности, я не замечала, как медленно, по капле утекает время, пока однажды не обнаружила себя в пустоте — ни друзей, ни карьеры, ни семьи. Но жизнь щедра на сюрпризы. Только вот человек, оказавшийся рядом в трудную минуту, совершенно не подходит мне.

Ради него я отказалась от прежней жизни. Потеряла друзей, ушла от состоятельных родителей, бросила престижный ВУЗ. Отдала ему всю себя, а в ответ получила нож в спину... Эта рана и маленькая дочка - все, что у меня теперь есть.
- Наш брак был ошибкой... Ты не достоин меня, Матвей, - глубоко вдыхаю, пытаясь унять дребезжание в горле, - я подаю на развод... хочу забыть о тебе, как о страшном сне...
В трубке тишина. Но я знаю, чувствую, с каким напряжением он впитывает каждое мое слово.
- С тобой свяжется мой адвокат, будь любезен подписать заявление.
- С превеликим удовольствием, - усмехаясь, хрипит его голос.
ХЭ, очень чувственно и эмоционально.

Ни для кого не секрет, что еще в детстве я решила, что когда-нибудь выйду замуж за друга моего старшего брата. Сам друг от этой перспективы, кстати говоря, не в восторге. Но разве его мнение кого-то волнует?
- Ден…
- М?..
- Спасибо, что не сдал меня Моте.
Он останавливается, чешет мочку уха и поворачивается в мою сторону.
- Не успел.
- Ясно, - вздыхаю разочарованно, - значит, расскажешь?
- Не расскажу…
- Правда? Спасибо!
- Я молчу про клуб, а ты забываешь про то, что было в моей комнате.

Успешность не измеряется деньгами, лишь любовь тот параметр, который нужно выделить из множества элементов. Именно так я мыслила в свои восемнадцать — легкомысленная особа.
Сейчас мне двадцать пять лет. Амели Миллер — больше года руковожу юридическим отделом в крупной строительной компании «B and D Corporation». Кто-то усмехнётся, а кто-то не поверит — такая юная леди и на руководящем посту. Но не все знают, что у мертвых очень много свободного времени.
Семь лет назад остановка сердца, отсутствие дыхания. Неужели оно забьётся вновь при виде него — того, кто его и уничтожил.